Романтический герой, таким образом, категорически выпадает из всякой «обоймы» структурированной системы функционирования. Но выпадает, как правило, не «просто так» и далеко не «само собою». Выпадает практически «с болью и кровью», вступая в бескомпромиссное антагонистическое противоборство с окружающей его социальной структурой тотального подавления всех качеств свободы личности.
Ко времени появления на суд широкой общественности основных произведений живописи Константина Васильева, уже были известны и популярны у российских зрителей работы многих современных ему отечественных художников, отдававших дань романтическому искусству – например, опыты здесь Попкова, Ракши, Лукьянца и др. талантливых живописцев. Однако, на фоне творений даже этих несомненных профессионалов полотна К.Васильева особенно выделялись своей необычной метафизической глубиной.
Советское многонациональное искусство еще слишком было заряжено тогда поверхностной социально-производственной и семейно-бытовой психологией внешней жизни «социалистического» индивида; оно еще не умело – да и боялось – подняться над натурализмом и историзмом материального существования масс; оно страшилось заглядывать в ту бездну экзистенциальной стихии человеческого бытия, на самом дне которой словно бы и скрывалась некая разгадка тайны всей материально-духовной культуры цивилизации. И нужно было появиться художнику совершенно оригинального склада мировидения и образного мышления, чтобы тема глубинных процессов «подсознательного» и «архетипического» в полном объеме разума человека обрела, наконец, в современном русском изобразительном искусстве достаточно свои убедительные и зримые очертания.
Притягательный образ героя – Хозяина Русской земли довольно настойчиво, как известно, разрабатывался поэтами и художниками отечественного искусства на рубеже и в начале еще XX-го столетия, - в приснопамятные времена т.н. «серебряного века» русской культуры. И в том, что некоторые искусствоведы, в контексте подобных же поисков К.Васильева, усматривают сегодня некие соответствия изобразительных приемов его живописи тем либо иным элементам эстетики именно искусства «серебряного века», конечно, нет ничего удивительного. Васильев и обращается-то к былинным образам русских – вообще как бы «северных», гиперборейских! – богатырей явно не случайно, отнюдь не от одной только страсти иллюстрирования легенд. Вне всякого сомнения, в мифе как предельно обобщенной, сокровенной и символической форме народного мышления он открывает себе (и зрителю) те подлинные возможности раскрытия образа Хозяина земли, которые с равным успехом можно было бы отыскать разве что только в философии и религии (обе эти как раз формы мышления в огромной степени и опираются на элементы «подсознательного» и «сверхсознательного» в общем объеме работы разума).
Назад Начало 2 3 4 5 7 8 9 10 Вперед